25 марта в московском храме Николая Чудотворца стихнет ещё один голос — туда придут проститься с Вадимом Жуком, поэтом, драматургом и человеком, чьи слова десятилетиями вились, как дым над театральными подмостками. В 79 лет он ушёл в Суздале, будто герой одной из своих пьес — внезапно, оставив за кулисами недоигранный монолог.
Его прах, перевоплотившийся в тихий пепел крематория, совершит последнее путешествие — из Москвы в Петербург, город, где Жук когда-то учился говорить стихами. Это будет неспешный маршрут, словно строфа, разбитая на две части: прощание и возвращение.
Жук был тем редким творцом, чьи строки умели и смешить, и ранить. Он сочинял оперетты, которые звенели, как хрустальные бокалы, и мультфильмы, где оживали его ироничные сюжеты. А ещё — снимался в кино, будто проверял: могут ли герои его пьес существовать за пределами сцены?
Его вдова, Марина Курчевская, теперь хранит не только рукописи, но и молчание — то самое, что всегда следует за последним актом.
Церемония в храме будет тихой, без театральных эффектов. Только свечи, шепот молитв и, возможно, чьё-то бормотание его стихов — тех самых, что теперь кажутся пророческими. А потом — кремация, урна, поезд на север. Петербург примет его, как принимает Нева осенние листья: без лишних слов, зная, что это — просто возвращение домой.
